производство эстетики и политика любви

работа автора, предметом интереса и поиска которого есть человеческие отношения, находится в природном опасном соединении с материями политики и любви. сами они иначе раздельны.

каждый любит, и каждый действует политично. публичная операция под эгидой "искусства" (слова) - сфера политики. любовь - сфера, по природе не могущая соприкоснуться ни с политикой, ни с "искусством" (словом).

воплощение рефлексии о персональных и общественных отношениях в работе (в нашем случае - пьесе) требует ясности оснований собственного намерения и требует признания его несовершенств, вернее - неизбежного несоответствия намерению заявленному.

двусмысленность и противоречие, таким образом неизбежные, становятся признаком сказанной работы. завораживающе человечные, они видны адресату работы и они должны занимать (и подсознательно делают это всегда) внимание автора.

производство честности и доверия и недопустимость какого-либо кокетства - неизбывная (непроходящая, трудно переносимая) работа автора и работа адресата.

///

историзированное мышление, высвечивающее слепки коллективных иллюзий прошлого, превращает представление о музыке как науке и исследовании в нонсенс. научный прогресс и войны двадцатого века позволили музыкантам и композиторам переформулировать музыку вновь. новая музыка - это социальная ситуация, происходящая в особенных условиях распространения звуковых волн - перцептуальное временное действие, знакомое со своим общественным и историческим контекстом.

на пределе человеческих сил находится тело и слух. тело, знакомое со своей смертностью; слух, знакомый со своей галлюцинаторной природой.

///

можно представить такое: эмансипация диссонанса (якобы вечная спутница учёной музыки) доделала полный круг, выйдя под конец оборота из отношений со звуком и превратив в диссонанс саму музыкальную теорию. что в такой ситуации остаётся от гармонии, кроме навязчивой и безжизненной функциональной привычки, воспитанной простым фактом слышания (слышно)?

меня интересуют пьесы, которые испытывают культурные рефлексы слушателя в соотношении с невозможностью чистой перцепции, позволяя найти её в слепках (впечатлении) бесконечного трения об семантику (уже названного). конечно, в попытке назвать.

///

импровизатору и эстету

¿что такое творческий импульс, вынесенный на сцену (на выставку, на обозрение), и декларирующий аполитичность, то есть отсутствие обязанности и ответственности; даже пренебрежение к ним в силу своей невыразимой чувственной чистоты; импульс, рекламирующий себя как чистое переживание, не требующее "лишних" слов (кроме, естественно, фантасмагорических (от др.-греч. φάντασμα — призрак и ἀγορεύω — публично выступаю) слов о чистом переживании)? в рекламных проспектах "политики" и "искусства" так говорят о "свободе" и "гармонии", стараясь не слишком расшифровать смысл обещанной "свободы" и сочетание в обещанной "гармонии". "сейчас вы будете смотреть как мы делаем любовь". "trust me, babe".

не этот ли "внеполитический" импульс, поскольку он требует и будет требовать публичности, иначе точнее называют истерическим расстройством личности?

сколь бы формально деятельным ни был такой "творец", он обречен воспроизводить и подпитывать своё страдание до тех пор, пока не сойдёт со сцены, а вернее - пока не поймёт, что сцена - это место, где разыгрывают жизнь, в отличие от собственно проживания жизни.

там, где разрывают дурную бесконечность, на сцену приносят конкретный опыт, который и составляет политическое требование, возникшее из осознания обязанности и ответственности. там на сцену не приносят постулируемого себя-в-себе-здесь-и-сейчас: свою одержимость.

а в том, что я написал, есть, конечно, доля кокетливого признания в собственной истерии: ¿мне-то отчего переживать? от влюблённости в обманщика, от безделья.